 Наш дорогой коллега Сергей Исаев с 1990 года трудится в области рекламы и PR: начинал директором по связям с общественностью Школы международного бизнеса МГИМО; потом работал руководителем служб связей с общественностью и рекламы Промстройбанка России, Мосбизнесбанка; начальником отдела рекламы ОНЭКСИМ Банка, РОСБАНКа. В настоящее время занимает ответственный пост начальника отдела рекламы Управления общественных связей ГМК "Норильский никель", кандидат экономических наук, доцент кафедры бизнеса и управленческой стратегии Института бизнеса и
делового администрирования Академии народного хозяйства при Правительстве РФ (ИБДА АНХ).
ЧАСТЬ I.
В комсомоле!
В конце апреля 1984 года я вернулся из Бангладеш c преддипломной практики в посольстве. Посол Степанов вообще не хотел отпускать меня и дважды переносил дату моего возвращения в Москву. В середине марта 1984 года, когда я узнал, что дата моего вылета из Бангладеш домой перенесена на более поздний срок, я обратился к Его Превосходительству. Милейший посол, слывший в МИДе большим либералом, сказал мне примерно следующее: "А зачем вам сейчас в Москву лететь? В посольстве работы много, людей не хватает. Я напишу письмо в кадры. Вы поработаете годик у нас, летом следующего года полетите в отпуск в Союз, а заодно получите и диплом." Я рассказал про госэкзамены, защиту диплома, строгую дисциплину в институте, и что если я вовремя не вернусь в институт, то вообще могу диплом не получить. Посол помялся и сказал, что подумает. В итоге он дал "добро" на мой отлет, но при этом еще на пару недель передвинул дату вылета в Москву.
В родной МГИМО я вернулся в состоянии близком к эйфории: практика закончилась успешно, учеба почти завершилась, в Дакке меня ждали (даже завхоз предложил ничего из крупных вещей в Москву не забирать, "все равно скоро вернешься и будешь жить в этой же квартире"), госэкзамены и защита диплома казались мне пустой формальностью.
Когда писали госэкзамен по бенгали я, чувствуя себя "дембелем", что-то брякнул Гнатюку про формализм экзамена, да и Карпушкину чего-то прогудел о неуместном буквоедстве (царство ему Небесное!). Перевод экзаменационного текста из калькуттской газеты сделал по форме литературным и легким для чтения старшего дипперсонала (как учили в посольстве). Эта литературность и вольность в переводе бенгальских идиом - бенгальскую фразу "одной стрелой убить двух птиц" перевел, как "одним выстрелом убить двух зайцев" – стали поводом для наших светил-бенгалистов поставить мне три балла на госэкзамене. Соответственно "3" по первому языку в моем дипломе мидовских кадровиков совсем не обрадовали. Сдали госэкзамены, защитили и получили дипломы. Время шло, а работу мне не предлагали. Затем, где-то в конце июня 1984 года меня вызвали в кадры МВТ и дали команду проходить медкомиссию для направления на должность переводчика торгпредства в Дакке.
А буквально через день-два после беседы в кадрах МВТ меня пригласил к себе секретарь парткома МГИМО Ю.А. Булатов (сейчас он декан факультета МО) и сказал, что мне надо поработать в комсомольской организации института. Я начал отказываться, ссылаясь, что уже оформляюсь в торгпредство и т.д. В ответ на мои возражения Юрий Алексеевич очень тонко и дипломатично поинтересовался, что мне известно про партийную дисциплину и не намерен ли я ее (эту самую дисциплину) нарушить. - Без комментариев… Таким образом я оказался на должности освобожденного зам. секретаря комитета ВЛКСМ МГИМО по организационной работе и освободил должность в Дакке для Вовы Мочалова (сокурсника-бенгалиста с МЭО).
Комсомольская работа – есть комсомольская работа: суета, беготня, собрания, заседания, горы бумаг в райком и горком, субботники, "картошка". Запомнилось, что в конце 1984 годa наш студент-практикант Матузок перебежал в Южную Корею. (Подробности здесь!) Шуму было много. В институте был настоящий "шмон" – искали кого сделать "козлом отпущения". Решили, что виноват во всем комсорг академической группы, который первым (снизу) подписывал характеристику Матузка, - Сережа Кольцов. Кольцов, вьетнамист, учился с нами вместе курса до четвертого, затем уехал на год в Ханойский университет на стажировку и по возвращении оказался на курс ниже нас. Начали искать Серегу Кольцова. На свое счастье, он досрочно закончил институт и уехал в посольство в Ханой, т.е. в Москве его уже не было. Попытались было его отозвать из Ханоя, но со Смоленки все правильно объяснили и это дело быстро заглохло. В итоге главной виновной за побег Матузка признали зам. декана факультета МО Степанову (имя-отчество уже этой дамы не помню), объявили ей "строгача", но по административной (а не партийной) линии типа за "потерю бдительности". На этом все дело и закончилось.
В самом начале 1985 года в институт из МИДа поступил строгий приказ: освободить старое доброе здание на Метростроевской, 53 и всем переехать в комплекс зданий на Вернадского, 76. Начался аврал. Недели за две весь факультет МО, кафедры факультета, бухгалтерия, канцелярия, партком, комитет комсомола, профком и другие службы МГИМО, чертыхаясь и вспоминая совсем не добрым словом МИД, а заодно и Дипакадемию, которой передавалось старое здание, перебрались на проспект Вернадского. Как положено, последним из обветшавшего корабля уехал ректор Лебедев с ректоратом.
В июле 1985 году, накануне московского Всемирного фестиваля молодежи и студентов, сыграли мы свадьбу с девушкой Светланой, выпускницей Московского финансового института. Когда приглашал гостей на свадьбу, все интересовались, какая она, свадьба-то, будет? Не безалкогольная ли, часом? Слава богу, свадьбу успели сыграть по-человечески. Хотя водку ставили на стол в бутылках из-под воды…
Свадьба была в субботу, а в воскресенье, как положено, продолжили на даче. В понедельник утром надел я пиджачишко с комсомольским значком и отправился на работу. Пришел в комитет комсомола. Мои коллеги, вошли в положение и "прикрыли" меня от всяких там фестивальных мероприятий накануне свадьбы, ну а когда появился на работе с блестящим кольцом на правой руке, тут уж сентиметы кончились - народ разрывался на части, фестиваль уже начался, дурдом был полный. Мне популярно объяснили, что все на объектах, а кому-то надо дежурить сегодня ночью в Гагаринском райкоме комсомола. Одним словом: "Серега, мы все понимаем, молодая жена и все прочие. Но дежурить придется идти тебе..." Позвонил, попросил молодую супругу приготовить термос с кофе и бутерброды. Заехал домой, переоделся, взял пакет с едой. А теща спрашивает: куда мол? – На ночное дежурство в райком, - отвечаю. Сцена из Гоголя… В свадебное путешествие в нынешний Питер удалось съездить только после окончания фестиваля, недели через три после свадьбы.
В конце 1985 года в институте началась кампания по развенчанию "культа личности" ректора Лебедева. В парторганизациях в закрытом режиме читали некий документ, подготовленный на Старой площади. Ректору вспомнили все, что было можно и нельзя: что во время пребывания в партизанском отряде в оккупированной Белоруссии, якобы, самовольно присвоил себе боевую медаль, в МГИМО поступил без законченного среднего образования (у него не было аттестата, а лишь справка, выданная директором сельской средней школы), диссертации его – это не научные работы, а компиляции, разбазаривал-де казенные средства, в том числе и на строительство своей дачи, игнорировал мнение парткома, установил авторитарный стиль руководства в институте и т.д. и т.п. Народ в институте был в растерянности, шушукался по углам и недоумевал, почему лишь 2 года назад (в 1984 году) Лебедева наградили орденом Ленина, а сейчас выгоняют из партии и снимают с работы. А в целом Лебедева жалели в институте, все понимали, что это заказной "наезд" (выражаясь современным языком), но тем не менее партком единогласно проголосовал за его исключение из партии, а МИД снял его с должности…. Ректором назначили Овинникова, который недолго был в институте и быстренько уехал, от греха подальше, послом в тихую благословенную Швейцарию. Запомнилось, что новый ректор демонстративно по несколько раз в день ходил из своего кабинета в партком советоваться.
Весной 1986 года в институт позвонили из Ленинского райкома комсомола. Им был нужен II-й секретарь. Предложили мне. Я довольно долго думал, прекрасно понимая, что уходя из института, ухожу из Системы. Уговорил меня зав. орготделом райкома партии Александр Куваев, сказав, что райком регулярно получает разнарядки в дипакадемию. "Поработаешь у нас пару лет, потом поступишь в академию, а закончишь ее 1-м секретарем. Поедешь в приличную страну, не то, что твоя Бангладеш," – увещевал меня ответственный партийный работник. Я согласился – и меня избрали вторым секретарем Ленинского райкома комсомола.
Сейчас Саша Куваев – первый секретарь московского горкома КПРФ. Его часто можно увидеть по ТВ рядом с Зюгановым. По всей видимости разнарядка в дипакадемию в райком так и не пришла. И мучается товарищ Куваев на партийной работе по сей день…
В райкоме проработал недолго, чуть более полугода. Это было время руководства Ельциным московским горкомом партии. Начиналась "перестройка". Все райкомы и партии и комсомола занимались проведением продовольственных ярмарок, которые Ельцин каждую субботу и воскресенье лично объезжал. Работали мы на Усачевском рынке. Однажды из Узбекистана пригнали машину с экзотическим плодом фейхуа. Никто не знал, что с ним делать, но слух о диковинном фрукте прошел по округе. С утра на рынке народ начал занимать очередь за фейхуей… Шум, гам, крик… "Товарища, фейхуя заканчивается. Очередь больше не занимать!" А в конце очереди кричат: "А как же нам хуйни!? Нам что хуйни ни хуя, что ли!?!…"
В конце 1986 года меня неожиданно вывали в горком комсомола. Приехал. Сказали идти к первому секретарю Станиславу Смирнову (тому самому, который после развала КПСС и комсомола долго был председателем ТПП. Его сняли за шухер-махер его жены, бывшей секретарши в горкоме, которая так удачно наладила работу ЦМТ на Красной Пресне, так что он оказался убыточным. Стаса Смирнова "ушли", а его место занял "политический тяжеловес" - академик-разведчик Е.М. Примаков). Разговор с "первым" был короткий: есть мнение, что тебе нужно поработать в горкоме. – На какой должности, - спрашиваю. – Ну, это мы потом решим. - А подумать, посоветоваться можно? – Да, думай. Пяти минут тебе хватит? – Ответил мне Стас Смирнов.
Так я оказался в московском горкоме комсомола. Это было время различных аппаратных экспериментов и нововведений: как бы так поставить стулья вокруг стола заседаний, чтобы перестройка шла? И назначили меня на новую должность стажер-зав. отделом пропаганды и агитации. Если перед утверждением секретарем райкома я почти месяц проходил во всяких инстанциях собеседования и т.д. То тут – все быстро, без волокиты – иди, работай! Ну, думаю, перестройка идет, бюрократизм выкорчевывается. Работаю на новом посту, подходит время очередной городской комсомольской конференции. Началась "страда", горком перешел на чрезвычайное положение: почти три месяца работали без выходных, по будням планерки-отчеты заканчивались часов в 10-11-ть вечера, по субботам – часов в 6-7-ть, а по воскресеньям часа этак в 3-4 дня можно было "пораньше" поехать домой. Чем занимались? Бумаги, отчеты, резолюции писали и бесконечное число раз переписывали каждый по своему направлению. Потом вечером каждого дня все собирались у первого секретаря и кто-то один, реже два, докладывал о проделанной работе, проблемах, решениях, и начинался очередной разнос на пару часов. А все остальные присутствовали и готовились через 5-7 дней оказаться на месте того, котором сейчас "разносят" за "срыв подготовки" и т.п. Но сидеть надо было всем зав. отделам, секретарям. Коллегиальность, понимаешь ли!
А в это время моя беременная жена сидела дома одна, ее родители были в командировке, и рыдала в одиночестве… Муж-то на работе круглосуточно. С тех пор мою жену при слове "комсомол" начинает трясти мелкой дрожью…
В марте 1987 года, накануне городской конференции, меня вызвал мой шеф, секретарь горкома по идеологии, и говорит. Быстро так, на ходу, как бы, между прочим говорит: "Ты понимаешь, горком партии на тебя "добро" не дает (на должность зав. отделом пропаганды). Но у нас в КМО (Комитет молодежных организаций) Москвы нет ответственного секретаря. Давай принимай должность, ведь ты МГИМО, по специальности будешь работать. А я – буду председателем КМО Москвы, все равно будем вместе работать". Борис Школьников, бывший в свое время секретарем комитета комсомола МГИМО, а потом долго работавший председателем КМО Москвы, накануне ушел с повышением на должность зам. госкомитета по каким-то там делам.
Моя карьера сделала очередной вираж и я оказался ответсеком КМО Москвы. Работа была по большей части протокольная. Мы поддерживали связи с городскими комитетами союзов молодежи столиц соц. стран. Обмен делегациями, всякие-разные интернациональные мероприятия и т.д. Молодежные программы дней Москвы в Софии, Будапеште, Варшаве, Праге и ответные мероприятия столиц соц. стран в Москве. Как-то поехал в командировку в Ханой к вьетнамским комсомольцам. В Ханое в посольстве разыскал Серегу Кольцова. Он там был основным, в том числе за счет своего отличного вьетнамского. Вьетнамские лидеры его знали и требовали, чтобы именно он переводил на самом высоком уровне. Пообщались пару вечеров. Крепкий вьетнамский лимонный ликер (другого спиртного в то время там не было) оказался изрядной гадостью…
Работая в горкоме/КМО в здании по Колпачному переулку, мы сидели в соседних кабинетах с Валерой Гореглядом, тот который совсем недавно ушел с должности зам. председателя Совета Федерации; с Серегой Монаховым, который одно время был правой рукой Михаила Ходорковского, тогда еще в банке МЕНАТЕП.
В этой связи: в 1988 году мы принимали делегацию из социалистической Праги. Все десять районов Праги формально были партнерами десяти московских районов. Наиболее благополучно развивались эти интернациональные связи между Фрунзенским и III-м районом Праги. В то время существовали такие организации как центры НТТМ (научно-техническое творчество молодежи). Был один городской центр и в каждом из 33-х районов Москвы – свой районный. Фрунзенский райком комсомола возглавлял Сергей Монахов, который перешел из горкома комсомола в свой район, а директором районного цента НТТМ был Миша Ходорковский. С Монаховым я был в хороших отношениях (по работе в горкоме), а Ходорковского знал лишь формально. Я позвонил в райком и поехал к Монахову договорится, чтобы они приняли у себя в районе делегацию из Праги, показали чехам комсомольскую жизнь, рассказали о перестройке и гласности. Приехал. В райкомовском кабинете сидели Монахов и Ходорковский. Начинаю объяснять, что вот тут делегация из Праги, надо принять в районе, рассказать, показать… Серега начинает отнекиваться, некогда, много работы, заняты мы… Чем вы заняты? - спрашиваю. – Да ты понимаешь, вот решили мы с Мишкой (Ходорковским) банк организовать. – Какой банк, на какие деньги? - Ходорковский так спокойно, основательно объясняет, что на безналичном счете его цента НТТМ есть несколько миллионов рублей, а потратить он их не может, потому как "фондов" нет, нет и "лимитов". А деньги есть. А деньги должны работать и делать деньги. - Да вы что, мужики, - говорю, - сдурели?! Серега – ты выпускник МАДИ, спец. по автомобильным мостам, а ты Миша – закончил МИТХТ (институт тонкой химической технологии) имени великого русского химика Менделеева, какая там у тебя специальность, полимеры что-ли? Какие вы банкиры? – Ходорковский в том же спокойном и уверенном тоне продолжает. - Мы не банкиры, но есть действительно банкиры-финансисты, я договорился с молодыми ребятами из Сбербанка, еще есть люди. Заводы и предприятия нашего района готовы участвовать деньгами в создании банка. С директорами я договорился… Сделаем банк, будем финансировать научно-технические разработки, внедрять в производство. Таким образом и затраты окупим и прибыль получим… Я посмеялся, посчитав, что ребята затеяли утопический проект… Меня больше в тот момент волновала делегация из Праги. Они эту делегацию все-таки приняли. Может нужно было мне тогда попроситься в компаньоны по созданию банка МЕНАТЕП, который потом стал частью ЮКОСа? И имел бы сейчас шанс познакомится с Матросской тишиной изнутри? Наверное, не зря в народе говорят, что Бог не делает, все к лучшему.
Кроме столиц соцстран, естественно, мы участвовали в других массовых интернациональных мероприятиях, которые проводились в Москве. Летом 1986 года по договоренности "в верхах" был организован фестиваль Индии в СССР. Программа мероприятий начиналась в Москве, а заканчивалась в Ташкенте. Мы "работали" молодежную программу. Работая с индийцами меня больше всего удивило то, что почти все начальники в индийской делегации были военными, некоторые даже ходили в форме. Главным в молодежной делегации был бригадный генерал-танкист. Мы с ним обсуждали достоинства советского оружия, которое было на вооружении индийской армии. Генерал очень хвалил советский танк Т-72 и по большому секрету, но с гордостью, сообщил мне, что эти танки индийцы скоро начнут производить сами. На мой провокационный вопрос, а не лучше ли пакистанские М 60 индийских Т-72, генерал запальчиво ответил, что если ему прикажут, то он со своей танковой бригадой будет в Карачи через три дня после того, как такой приказ получит. А М 60 со своей 100-мм пушкой против 125-мм пушки Т-72 - практически бессилен.
Время шло. Хотя работа в КМО была ближе к специальности, полученной в институте и, безусловно, интереснее, чем традиционная бумажно-телефонная комсомольская рутина, тем не менее, все рано или поздно надоедает.
В конце 80-х годов прошлого века упоминавшиеся выше хозрасчетные центры НТТМ казались очень перспективными организациями с точки зрения управления, организации работ, да и оплаты труда своих сотрудников. Поэтому, когда летом 1989 года мне предложили перейти на работу в городской центр НТТМ «Внедрение» на должность начальника международного отдела, я не долго думал, перед тем как согласиться.
Центр «Внедрение» в «широких кругах узкой общественности» был известен тем, что он стал учредителем одного из первых совместных предприятий. Это советско-австрийское СП имело регистрационный номер 14. Предполагалось, что в мои функции начальника международного отдела будет входить и взаимодействие с дочерним СП. На самом деле все оказалось не таким «розовым», как виделось со стороны. Австрийский учредитель СП имел свои интересы, которые в итоге свелись к обычной коммерции: сначала компьютеры, потом бытовая техника, потом обувь и одежда из «теплых» стран, в которых работали мои сокурсники по Восточному отделению факультета МО. Поэтому австрияк был совершенно не заинтересован в каких-то совместных научно-технических разработках, инновационных проектах - его интересовали только платежеспособные покупатели «ширпотреба». В этих условиях мои функции в качестве ответственного за международные связи свелись к написанию протокольных факсов и ничего не значащим беседам с иностранными гостями, которые приходили к нам с подачи горкома комсомола.
В начале лета 1990 года я заехал в МГИМО с тем, чтобы урегулировать вопрос со «сдачей» очередного «экзамена» по бенгали для 20% надбавки к зарплате. В институте случайно встретил Серегу Петрика, который к этому времени вторично женился, на сей раз «правильно» - и готовился вместе с женой убыть на работу в наше посольство в Дели. Серега рассказал мне о том, что он работал, а сейчас увольняется в связи с командировкой из Школы международного бизнеса МГИМО. «Иди на мое место в школу бизнеса! Все равно Мануковский сказал мне, что пока не найду себе замену - он меня не отпустит!» - эмоционально закончил свой рассказ Петрик…
Конец Части I.
Продолжение
Познакомиться с увлечением Сергея Исаева можно
|
Монография С. Исаева
А.П. Гнатюк-Данильчук
18 декабря 2003 года
Гуннар Денеке с сыном
Вост. Берлин, 2001 год
На свадьбе!
19 июля 1985 года
Молодой папа с дочкой
лето 1987 года
Подарок С. Монахова
Автограф С. Монахова
|
